В истории России мало найдется людей, чью личность каждая эпоха открывает по-новому. Одной из таких вечных фигур российской истории смело можно считать Александра Невского.
Святой князь скончался 14 ноября 1263 года в Городце и вскоре был похоронен в Pождественском монастыре во Владимире. Практически сразу, задолго до его общероссийской канонизации в 1547 году, началось его почитание во Владимиро-Суздальской Руси. Почти через 20 лет после его смерти появился первый литературный памятник, рассказывающий о подвигах Александра Невского. Это была «Повесть о житии и о храбрости благоверного и великого князя Олександра», автор которой представил своего героя как идеального политика и православного святого.
В полном соответствии с житийным каноном Александр сравнивается со святыми, библейскими персонажами и легендарными античными героями и императорами (последнее связано с тем, что перед нами не каноническое житие, а «повесть»).
«Князь благ в странах — тих, уветлив, кроток, съмерен, — по образу Божию есть, не внимая богатьства и не презря кров праведничю, сироте и вдовици в правду судяй, милостилюбец, а не златолюбец, благ домочадцем своим и вънешним от стран приходящим кормитель».
Формула идеального правителя по-житийному абстрактна, и в дальнейшем ее постоянно уточняли в зависимости от того, когда и где писался очередной текст про Александра Невского.
Столь же неконкретны и зарисовки княжеских добродетелей: он благочестив, с почтением относится к духовенству и закладывает несколько храмов, перед смертью принимает схиму, тем самым воплощая мечту своей жизни.
Перед нами снова типичная картина восприятия христианства в Древней Руси: монашество считалось высшей степенью подвига, и почти все верующие желали бы перед смертью принять иноческие обеты. Далеко не все из таких православных причислены к лику святых, а потому значение религиозного подвига Александра Невского также менялось в зависимости от эпохи и авторства текста в честь князя. «Повесть» прославляет своего героя как защитника «земли Суздальской», который борется с «иноплеменными» татарами и шведским «королем части Римская».
При этом противопоставление православных католикам в памятнике отражено куда резче, чем оппозиция христиан и язычников. Для средневекового автора, жившего в Древней Руси, на латинском Западе или в Византии, христианами, которым помогает Бог, были лишь последователи его веры и его взглядов. (Иногда оппозиция «своих» и «чужих» сужалась еще сильнее – новгородцы победили владимирцев под руководством Андрея Боголюбского, благодаря чуду от иконы «Знамение». Разумеется, в стане владимирцев также были иконы, но это не помешало их противникам сказать, что Бог помог новгородцам за их усердные молитвы). По мнению автора «Повести» сближение святого князя с монголами более оправдано, поскольку язычники не посягают на основы веры.
В XIV – XV веках образ святого князя Александра как идеального правителя и подвижника стали использовать новгородцы и москвичи для достижения своих целей. Первым было тяжелее всего, поскольку нужно было объяснять причину ссоры Александра с новгородцами и его изгнания. Стараниями летописцев выход был найден.
В первой половине XIV столетия хронисты, говоря о заслугах Александра Ярославовича перед господином Великим Новгородом, не отрицали наличия конфликта и описывали жестокую расправу князя над новгородцами: «Овому носа урезаша, а иному очи вынимаша, кто Василья на зло повел; всяк бо злыи зле да погыбнать». В этом отрывке речь идет о советниках сына Александра – Василия, которые спровоцировали его на конфликт с отцом. Вместе с тем, даже в ранних новгородских летописях подчеркивается, что святой защищал не Русь или свои земли, а именно Новгород, что позволило хронистам сделать первый шаг по превращению Александра в собственного святого.
Еще более сильно притязания новгородцев на Александра проявились уже в XV веке: из текста исчезают все критические упоминания о его правлении, а сам он предстает перед читателями как защитник Новгорода и его порядков, который «много трудися за Новъград и за Пьсков и за всю землю Рускую живот свои отдавая» . Это была уже лебединая песня вольного города – Москва стремительно объединяла вокруг себя русские земли, и ей потребовался уже другой Александр Невский – самодержец, подобный римским и византийским императорам.
Александр становится основателем московской династией Рюриковичей, он уже мыслит не как удельный князь, а как правитель всей Руси. В этом отношении примечательна редактура речи митрополита над гробом усопшего святого. Во владимиро-суздальских памятниках иерарх оплакивает «солнце земли Суздальской». В текстах XV века, созданных еще в Новгороде, но ориентированных уже на Москву, владыка скорбит о «солнце земли Русской».
Фактически это уже общерусское признание, хотя до канонизации святого остается еще как минимум 50 лет. Москва представляет себе Александра Невского либо как идеального монаха (именно в этот период появляется икона не князя, но схимника Алексия), либо как воина, встающего из гроба и помогающего Дмитрию Донскому одолеть Мамая.
В этот период резко возрос список посмертных чудес, а преемником святого князя провозглашен Иван Грозный. Теперь в памятниках Александр Невский перестает быть уникальным правителем Руси, но начинает последовательно «воплощаться» сперва в Иване IV, а затем и в Петре I. Имперское сознание вновь потребовало изменение образа главного национального героя.
Это приводит и к смещению акцентов. Главным подвигом святого князя становится защита русской земли и веры от латинян. Авторы текстов теперь уже не делают никаких различий между шведами, немцами и монголами. Все они теперь характеризуются как язычники и противники Бога. Описания шведов и немцев утрачивают этнические черты, основная оппозиция теперь строится по религиозному признаку: «Погании (безбожные, окаянные) латына приидоша от западных стран», таким же окаянным предстает и Батый.
В результате Александр получает свою главную политическую добродетель – защитник веры. Примерно в это же время святой князь окончательно входит во всемирный пантеон идеальных правителей. В «Степенной книге» выстраивается такая знаковая цепочка Август – Рюрик – равноапостольный Владимир – Александр Невский, и в конце списка «христолюбивый царь наш Иван».
По желанию Ивана Грозного из защитника Новгородских привилегий Александр превращается в защитника самодержавия, страдающего от вероломства своих подданных. В письме к князю Андрею Курбскому Иван IV создает образ святого князя, совершенно не похожий на тот образ правителя, который описывали во Владимиро-Суздальской Руси. Из кроткого властителя он становится храбрым и страшным для врагов и изменников воином.
Эволюция образа отразилась и в иконах того времени. Вместо скромного схимника в Лицевом Летописном своде мы встречаемся либо с царем на троне, либо с ратником на коне и в доспехах, в западной королевской короне вместо шапки Мономаха. Последняя деталь была нужна для того, чтобы показать, что русский царь – столь же могущественный правитель, как непобедимый римский император, и европейским монархам, также ведущим свое происхождение от Августа, нечего попрекать русского царя менее благородным происхождением.
Окончательное развитие образа Александра Невского как могущественного императора происходит в эпоху петровских реформ. Заложив город на Неве и прорубив окно в Европу, Петр I отчаянно нуждался в такой исторической личности, которая бы своим авторитетом оправдала все его начинания. Святой князь был назначен покровителем Петербурга и предтечей Петра. Битва со шведами теперь стала рассматриваться не только как защита веры, а как возвращение себе исконно русских земель. Дело, начатое Александром Невским, блестяще завершил Петр Великий, разгромив шведов.
Лучшим выразителем этой идеи стал знаменитый Феофан Прокопович. В торжественной проповеди, произнесенной 23 ноября 1718 года, он назвал Петра «живым зерцалом» Александра. Этой же идее послужило и торжественное перенесение мощей святого князя из Владимира в Петербург, в память о котором и было установлено празднование 12 сентября. Владимир передавал эстафету новой столице. Москва при этом попросту выключалась из символической истории, что особенно льстило императору-европейцу, не любившему прежнюю столицу. На Александра Невского теперь возлагались обязанности покровителя Северной Пальмиры, духовным центром которой должна была стать Александро-Невская лавра.
Начиная с Петра I, Александр Невский в русском сознании все больше превращался из православного праведника в русского героя, секулярного святого, отдавшего свою жизнь ради построения империи и заложившего первые камни в ее фундамент. В дальнейшем этот образ защитника и созидателя государства все активнее использовался в нашей стране. Апогеем секулярной святости князя стал фильм Сергея Эйзенштейна «Александр Невский», в котором от реального человека XIII века не осталость практически ничего, хотя в сценарии фильма активно использовались древнерусские источники. Этот экранный Невский в исполнении актера Николая Черкасова на долгие годы стал советской «иконой» православного святого.
Андрей Зайцев